Владимир Легойда о юбилее хиротонии Святейшего Патриарха Кирилла и вызовах мировому православию.
— В эти дни прошли соборные богослужения по случаю 50-летия монашеского пострига и священнической хиротонии Патриарха Кирилла. Вы находитесь с Предстоятелем Русской Православной Церкви довольно много лет, и нам хотелось бы узнать о Ваших наблюдениях, какие итоги развития церковной жизни в России Патриарх считает наиважнейшими?
— Ну, Вы знаете, что является для Патриарха самым важным, лучше у Патриарха спрашивать. А я могу сказать, что, конечно, благодаря его служению решены очень многие важные вопросы. Когда мы как-то, во время подведения предварительных итогов первого десятилетия его патриаршества, пытались оглянуться назад, то увидели, что решены три принципиальных вопроса в отношениях с государством, например. Это присутствие священников в армии и в тюрьмах: этот вопрос много лет не решался. Он дискутировался, обсуждался и не решался. Второй вопрос — это возвращение религиозным организациям имущества религиозного назначения. Сейчас, наверное, никто не вспомнит, но на 2009-й год даже из переданных Церкви храмов большинство оставалось в собственности государства: они были отданы только в пользование. А закон 2010-го года о возвращении религиозным организациям имущества религиозного назначения эту ситуацию изменил принципиально.
И, конечно, это преподавание «Основ религиозной культуры и светской этики» в школах. И это только три центральных вопроса в отношениях с государством, которые не решались, повторяю, годами.
Что касается отношений с обществом, то здесь Церковь стала намного более заметной. В силу этого есть и какие-то положительные изменения и динамика, как принято говорить. Есть, конечно, и недовольство, которое растет. Иногда нам задают правильные вопросы и критикуют, и на это надо отвечать или принимать эту критику. А нередко говорят просто вот: «Вы должны сидеть внутри церковной ограды и там махать кадилом, а все остальное не ваше дело», — и на это тоже отвечаем.
— Но, с другой стороны, мы понимаем, что такие вот выпады — это как раз результат того, что деятельность Церкви стала гораздо более…
— Что что-то происходит, да.
— Видима, значима и заметна.
— Совершенно верно.
— А если говорить о непосредственном личном служении Патриарха. Многие в нем видят международного деятеля, кто-то – общественного деятеля внутри нашей страны, а кто-то к нему как к пастырю относится. По Вашим наблюдениям, что здесь можно было бы отметить?
— Святейший Патриарх — это человек Церкви и, мне кажется, исходя из этого, можно уже говорить и обо всем том, что Вы сказали, и еще об очень многом. Понимаете, вся история его семьи, история его становления как личности в Церкви, показывает, что он — человек, преданный Богу и Церкви. В сложных ситуациях я многократно его наблюдал. Когда, например, взвешиваются разные варианты развития событий и прочее. Что для Патриарха главное? Чтобы мы следовали тому, чего от нас ждет Христос.
Я помню его разговоры и сложные дискуссии с представителями протестантских деноминаций, которые, как мы знаем, сегодня нередко идут на компромисс с тем, что происходит в мире и в обществе. Я сейчас не процитирую точно, что он говорил, но смысл его дискуссии был такой: зачем нужна такая Церковь, которая отказывается от того, что для нее является самым главным?
Вся эта сложная ситуация с грубым вмешательством и неканоническими действиями Константинополя на Украине — она ведь требует огромного мужества и верности Церкви. А Патриарх — это человек Церкви, он умеет смотреть на ситуацию не только сегодняшнего дня.
Это проблема вообще нашего политикума. И не только отечественного – вообще мирового. Пытаясь решить какие-то вопросы, они смотрят: а вот как бы нам сделать сегодня, завтра или сегодня к вечеру. А Патриарх — он смотрит вот…
— Стратегически.
— Да, из истории. И через пятьдесят лет, и через…
— И через ретроспективу.
— Совершенно верно. И последний момент, такой совсем личностный: Патриарх вообще не тратит попусту время. Я не встречал больше таких людей.
Знаете, скажем, где-то с визитом Патриарх приезжает, и вот какой-нибудь обед в честь Патриарха. Ну, все, как привыкли? Обед, сейчас надо сказать какие-то дежурные слова протокольные, пусть даже очень искренние, но все равно формальные, да? Искренне-формальные, так тоже бывает. А Патриарх — он даже в таких случаях говорит что-то содержательное. И люди как-то сначала недоумевают, а потом начинают слушать. И это очень важно. И я всегда этому поражаюсь. И учусь по мере сил.
— Та ситуация, в которой сегодня находится мировое православие, конечно, непростая. Мы, может быть, ещё десять лет назад не могли себе это даже представить. Я имею в виду, прежде всего, ситуацию на Украине. Как Вы полагаете, есть ли сегодня у Православной Церкви возможности преодолеть все эти трудности, и как Патриарх смотрит на этот вопрос? Видит ли он какой-то выход?
— Ну, смотрит, конечно, с болью, но при этом с твердым намереньем сохранить ту верность, которую от нас ждет Бог и Церковь. И вот это, мне кажется, самое главное. Я не хочу сейчас делать какие-то прогнозы, но, мне кажется, мы должны все сделать, чтобы по возможности сохранить верность главному. Преодолеть эти сложности.
Понимаете, церковное разделение — это, действительно, большая трагедия. Я вот всегда поражаюсь, когда кто-то говорит: «Хорошо, так и надо. Вот мы кому-то врезали или врежем». Ничего в этом нет хорошего, как нет ничего хорошего в трагедии разделения Христианской Церкви в XI веке. Потому что нам заповедано Спасителем сохранять единство и сохранять верность. И разрыв живой ткани церковной жизни – это, естественно, тяжело.
Другое дело, что мы, Русская Церковь, Патриарх Кирилл, сделали все, для того чтобы этого не допустить. Но мы же не можем нарушить какие-то фундаментальные вещи, поэтому, сохраняя верность, пытаемся сохранить это единство: делаем все, что от нас зависит.
— В своем слове на соборной Литургии в среду Патриарх прямо сказал, что у России всегда было много противников, и Русская Православная Церковь, конечно же, всегда была обеспокоена этим вопросом, и обеспокоена им сегодня. Сейчас мы видим последовательные попытки рассорить нас с греками, с Предстоятелями Греческих Церквей. Только что случился очередной инцидент с Патриархом Александрийским… Но в эти же дни с визитом в Москве находится Патриарх Иерусалимский и всей Палестины Феофил III. И он не поддержал все то, что происходит на Украине, и единственным Предстоятелем Украинской Православной Церкви считает митрополита Онуфрия. Как Вы полагаете, есть ли у нас какие-то пути решения этого вопроса преодоления разногласий? Каковы перспективы наших взаимоотношений с Патриархом Иерусалимским?
— Ситуация, безусловно, очень непростая. Но Патриарх Феофил не только пребывая в России подчеркивал, что на Украине есть единственный канонический Предстоятель. Кстати, как мы знаем, он не допускает к служению на своей канонической территории представителей раскольников – это очень важно, мне бы хотелось это подчеркнуть. И Патриарх Феофил выступил с инициативой. После того как ему была вручена премия Фонда единства православных народов, он, выразив еще раз сожаление из-за сложной ситуации, сказал о том, что хотел бы пригласить Предстоятелей Православных Поместных Церквей в пределы своей Церкви, в Иорданию, и там провести братскую встречу, где можно было бы обсудить вот эту сложную ситуацию.
Мы, безусловно, это приветствуем, потому что это то, о чем давно говорила и Русская Церковь. Мы говорили о том, что необходимо какое-то всеправославное решение ситуации, поскольку в двухсторонних отношениях с Константинопольским Патриархатом не получалось решить эту проблему, несмотря на все, подчеркиваю еще раз, усилия Русской Церкви. Поэтому сейчас важно посмотреть, как можно эту инициативу реализовать. И будет очень-очень важно, если эта встреча состоится. Это то, что может хоть как-то ситуацию в лучшую сторону изменить.
— Но Вы чувствуете какое-то мощное противодействие со стороны наших геополитических противников, направленное против единства мирового православия?
— Ну, знаете, Церковь знает того противника, который стоит и за геополитическими, и за любыми другими…
— Да, гораздо глубже надо смотреть на ситуацию.
— И знает его очень давно, и, в общем, хорошо знакома с его повадками. Но, к сожалению, поврежденность человеческой природы и мира не всегда позволяет даже это знание трансформировать в решение проблемы. Но будем надеяться, что все-таки и это можно будет преодолеть, хотя, конечно, наивно недооценивать сложность и серьезность ситуации, в которой мы находимся.
— Но хочется надеяться, что та самая встреча, о которой Патриарх Иерусалимский Феофил говорил, состоится, и что он, в свою очередь, тоже проявит твердость.
— Какую он проявлял, по крайней мере, до сих пор.
— Ну, мы знаем, к сожалению, о том, что и Патриарх Александрийский был довольно тверд еще некоторое время назад…
— Да.
— Но, к сожалению, дело обернулось иначе. Скажите, пожалуйста, какие ближайшие вопросы в повестке Русской Православной Церкви стоят? Может быть, ближайшие интереснейшие события, которые Вы бы отметили?
— Ну, у нас грядет, как Вы прекрасно знаете, интереснейшее событие — Рождество Христово. И мне кажется, что бы ни происходило в мире, для Церкви, для человека Церкви, людей, живущих Евангелием, невозможно, чтобы что-то было важнее вот этой радости рождественской, радости пасхальной.
Поэтому, поскольку мы уже вот-вот вступим в Рождественский пост, есть время приготовления к радости Рождества, и, как любой многодневный пост, это особое время внимания к своей внутренней жизни, к тому, насколько мы пытаемся быть христианами. Вот это, мне кажется, самое главное. Потому что все-таки не только надо на историю, там, страны и Церкви смотреть из вечности, но и на себя тоже.
— Владимир Романович, спасибо Вам большое за эту беседу.
— Спасибо Вам.