Владимир Легойда (06.05.2016). Часть 1
Владимир Легойда (06.05.2016). Часть 2
Темы беседы:
1. Пасха;
2. Как говорить о Воскресении Христовом с детьми;
3. 9 мая, христианский взгляд на День Победы.
К. Мацан
— Христос Воскресе! Это «Светлый вечер» на радио «Вера». Здравствуйте, дорогие друзья. В студии Константин Мацан. Сегодня пятница и как обычно у нас в гостях Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, профессор МГИМО, главный редактор журнала «Фома». Добрый вечер, Владимир Романович.
В. Легойда
— Христос Воскресе.
К. Мацан
— Воистину Воскресе.
Наше досье:
Владимир Легойда. Родился в Кустанае в 1973 году. Окончил МГИМО, стажировался в Соединенных Штатах, кандидат политических наук, профессор МГИМО. Некоторое время возглавлял кафедру международной журналистики. Оставил эту должность после назначения на пост председателя Синодального информационного отдела Московского Патриархата. С 96 года Владимир Легойда — главный редактор журнала «Фома», он также входит в состав различных государственных и церковных органов. Таких как Президентский Совет по правам человека, общественный совет при Минюсте, Патриарший совет по культуре, Высший церковный совет. С декабря 2015 года Владимир Легойда является председателем Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ.
К. Мацан
— Не могу вас в этот прекрасный день на светлой седмице не спросить, может быть, такой вопрос наивный, но мне очень хочется, чтобы вы рассказали. Вы помните свою первую Пасху? Или какой была самая запоминающаяся, такая необычная и ценна для вас Пасха?
В. Легойда
— Вы знаете, я очень хорошо помню свою первую Пасху, может быть, без каких-то деталей, единственное, что я сразу должен вас честно предупредить, что в этом воспоминании нет ничего неожиданного. Но она просто мне запомнилась, может быть, в силу того, что она была и первая сознательная Пасха. Детство было все-таки еще советское, и там все это было маловозможно. И я в юности, когда я уже всерьез размышлял над вопросами веры и считал себя православным, но пока я жил в своем родном городе в Кустанае, в Северном Казахстане, я в храм особо не ходил. Там был целый ряд причин этому. И я в церковь стал ходить уже в Москве, когда я поступил в институт здесь. И я прекрасно помню, что это был первый курс, это была Пасха соответственно, значит, это был 92 год, это был Елоховский собор. И я просто снимал комнату недалеко от Елоховки, там два храма были у меня ближайшие, я, конечно, вообще еще практически ничего не понимал. У меня так это память сохранила, что крестный ход проходил, видимо, я помню, что я уперся в ограждение с большой группой людей мы стояли, не могли зайти сначала в храм, но так оказалось, что рядом со мной какой-то молодой человек со своими друзьями, он им рассказывал своим друзьями, что такое крестный ход… Я помню, я практически слышу его голос: «Сейчас поют пасхальный тропарь…» И я все это впитывал, пристроившись к этой группе. Потом, насколько я понимаю, видимо, когда крестный ход прошел, стали опять пускать людей в храм, вот мы зашли, что я очень хорошо запомнил, это то, как быстро, относительно быстро, храм стал пустеть. То, что сейчас я замечаю, в принципе, количество людей, которое после крестного хода заходит в храм, оно фактически, большинство этого народа остается в храме до конца службы. Вот этого не было тогда. Совершенно точно я могу сказать. Люди, достоявшие до конца службы, их было намного меньше, чем те, кто прошел крестный ход, вошел. Значит, люди не ждали ни Причастия, ничего, они пришли, зашли. Вот это я помню хорошо, этого молодого человека, который объяснял, что сейчас происходит, чуть ли ни дикирий, трикирий, потом мы вместе в храм уже вошли, если не ошибаюсь, или он это в храме уже говорил, ну не помню. Я помню хорошо его объяснения, я тогда не очень хорошо понимал, о чем он говорит, но вот я…
К. Мацан
— И зачем.
В. Легойда
— Да. Нет, ну зачем я примерно догадывался, а что звучало… Вот это я помню. И, конечно, я помню Пасху в Плотине, в монастыре, где похоронен отец Серафим (Роуз), это совершенно особые воспоминания. Но с другой стороны, нельзя сказать, а есть какие-то обычные, обычная Пасха. Пасха всегда Пасха. Конечно, было бы неправдой сказать, что всегда ты испытываешь одинаково сильные чувства или переживания. И были какие-то такие моменты, когда на Светлой неделе не испытываешь этой светлой радости, это тоже в опыте религиозном и такое у человека бывает. К. Мацан
— Как к этому относиться?
В. Легойда
— Со смирением, мне кажется, потому что… Я боюсь, во всех этих вопросов попыток давать универсальные советы, просто потому что мне кажется, что их нет и не может быть. Но мне кажется, что здесь полезно всегда понимать, я даже не помню, может, мне кто-то это сказал, может, я где-то прочел, может, оно по совокупности сложилось… Но знаете, когда ты думаешь: «Пасха, а ты не испытываешь», а почему ты должен испытывать? Преподобный Серафим мог каждого человека встречать, а ты считаешь, что ты уже где-то рядом находишься? Я так себе говорю. По мощам и елей. Поскольку ты еще не очень близок…
К. Мацан
— Или как мне священник сказал в похожей ситуации:
— Тебя беспокоит тишина?
Я говорю:
— Да.
— Если ты с Богом, то не нужно бояться ни одного своего состояния. Это тоже состояние, в том числе, может быть, с Богом. Потому что потом может быть время, когда ты будешь тосковать по этой тишине.
В. Легойда
— Очень мудрое замечание. Но я, знаете, даже имел в виду не тишину, а то, что ты переполнен радостью. У меня была даже ситуация, когда мы с другом после пасхальной службы сильно поругались. Но это то, что обычно мы говорим — искушение. И как-то мы так поругались, но потом помирились, может быть, нам надо было пройти через это.
К. Мацан
— Есть еще одна важная тема. Очень легко после длительного поста воспринимать Светлую седмицу как отпуск. Ну все, вот мы постились, мы шли к этой радости, а теперь — дискотека. С одной стороны, вроде нельзя не радоваться, а с другой стороны, наверное, в этом тоже есть психологическая или духовная опасность. Что вы об этом думаете?
В. Легойда
— После поста очень легко объесться. Это точно совершенно так. И, к сожалению, по нашей слабости бывает, что чем строже человек поститься, тем проще ему… Ему кажется, что теперь уже можно, и он забывает об элементарных правилах безопасности. Особенно, может быть, это свойственно возрасту молодому, когда ты меньше думаешь еще о здоровье своем, тебе кажется, камни переваривал, а тут просто скоромная пища. Но вы правы, конечно, что тут есть составляющая и духовная. Это, конечно, нужно как-то… Вообще, опасно противопоставлят
К. Мацан
— Еще такой момент, что человек, который задаться похвальной целью молиться по молитвослову увидит, что в Светлую седмицу утреннее и вечернее молитвенное правило, оно очень не похоже на то молитвенное правило, которое обычно нам церковь предлагает совершать. Оно очень короткое, буквально занимает две-три минуты, все молитвы выстроены вокруг именно Воскресения Христова. Получается, что когда радостно, когда праздник нам можно поменьше молиться, это тоже такая форма снисхождения к человеку? Обычно молиться тяжело, сейчас праздник, ладно уж ради праздника можете поменьше молиться.
В. Легойда
— Я думаю, тут, конечно, все несколько сложнее, но, с другой стороны, своя правда в этом есть. В виду праздника, чтобы это чувство… Человек же существо… Почему все-таки пост не сводится к пище, но почему существует пост и связанный с пищей? Потому что человек так устроен, что все эти вещи взаимосвязаны. И поэтому пища по слову апостола Павла и не приближает, и не удаляет от Бога, но при этом имеет значение для человека. Мне кажется, что здесь для какого-то такого максимального прочувствования праздника, более длинное правило заменяется на более короткое. Но с другой стороны мы с вами понимаем, что это вопрос того, как человек молится. И с этой точки зрения продолжительност
К. Мацан
— Владимир Легойда сегодня в гостях в программе «Светлый вечер». В прошлой программе с моими коллегами вы обсуждали такую сложную тему, как можно детям рассказать о событиях Страстной седмицы, в частности о крестной жертве Спасителя. И когда речь идет о радости пасхальной, этот вопрос опять же возникает. Наверное, в каком-то смысле проще поделиться с детьми радостью и про праздник рассказать, с другой стороны, может быть, даже сложнее, потому что праздник — это то, что ребенок понимает. Я говорю о детях младшего школьного возраста, детсадовского возраста, уже понимающих, но еще пока не средних школьников. Вроде радость, праздник, Пасха, в семье радость, если семья церковная, с другой стороны, может возникнуть вопрос: а что мы празднуем? — Почему это самый главный праздник? — спросит ребенок. — Почему это самая большая радость? И как тут сказать? Получается, нужно сказать сначала о смерти, потом о воскресении, а если у ребенка нет опыта встречи со смертью? Как этой радостью делиться? Как её можно интеллектуально ребенку передавать, если это нужно делать.
В. Легойда
— Вы знаете, я тут немного безответственный родитель, что ли, но я всегда исходил, старался исходить из того, какие вопросы ребенок задает. Может быть, это, кстати, не совсем верно, потому что если ему ничего не рассказывать, он и не будет вопросы задавать, но все-таки… Во-первых, мне кажется, что самое главное, это некий естественный ритм семейной жизни, в котором опять же естественным образом входит участие в богослужениях. Ребенок это должен понять. И он должен в этом участвовать, он должен это принять, понять, увидеть, что это значимую занимает роль. Это, мне кажется, самое главное, и тогда он либо начнет задавать вопросы, либо как-то вы будете это обсуждать. И поэтому мы стараемся, конечно, по возможности, чтобы ребенок к этим богослужениям Страстной и Светлой седмицы как-то по возможности был причастен. Тут есть много разных факторов: получается, не получается. Не знаю, хорошо или плохо, но поскольку у меня старшие дети ходят в воскресную школу (они старшие, они еще маленькие, но все равно старшие), с ними все эти вещи обсуждаются, и ты когда спрашиваешь, ты понимаешь, что это для ребенка очень естественно, что у него вопросов, которые начнутся в подростковом возрасте, у него просто не возникают, как правило. У него нет: а как это понять? Таких вопросов дети младшего школьного возраста, по крайней мере, я не сталкивался с этим. Но я опять же не берусь говорить, что это абсолютно правильное…
К. Мацан
— А что такое Воскресение вас не спрашивали?
В. Легойда
— Нет. Как-то мы с этим не сталкиваемся. Наоборот, Лиза, старшая, говорила, что мы празднуем, объясняет, что Христос Воскрес.
К. Мацан
— Она вам объясняет?
В. Легойда
— Да. Охотно объясняет, да.
К. Мацан
— В прошлой программе вы сказали, говоря на эту тему, что у детей, может, не точно цитирую, но мысль была такая, что в чем-то мифологизированн
В. Легойда
— В каком-то смысле вполне возможно, что евангельский призыв Христов к тому, что пока не станете, как дети, не войдете в Царство Небесное, он, наверное, относится не только к детской непосредственнос
К. Мацан
— А в каком смысле?
В. Легойда
— Не миф как выдумка, а миф, как Лосев говорил, личностная история. Такая… В этом смысле важно понимать, что для человека, живущего мифом, миф не есть вымысел. И в этом смысле миф принципиально отличается от сказки, сказка — понятно, мы читаем сказки, это придумано, а миф — это непосредственное восприятие. В мифологическом сознании нет вообще категорий таких — настоящее и ненастоящее… Я как раз про детей и говорил, что у меня ребенок говорит: «Купите мне бетономешалку, только настоящую». Ему показываешь бетономешалку за окном, вот у него стоит, он же понимает, что они разные, но в его сознании они обе настоящие. С одной стороны, есть мифологическое восприятие у взрослого человека, с другой стороны, человек, конечно, он уже начал задаваться вопросами, он уже перешел к другим оценкам действительности
К. Мацан
— А какого такого? Слабого, побитого камнями, не сошедшего с Креста?
В. Легойда
— Как раз такого сильного, который допустил и побивание камнями… Причем понятно почему. Мы как раз об этом говорили с коллегами в прошлый раз, что это… Мы опять же благоговейно склоняем голову перед тем выбором, который был сделан Господом таким образом спасти человечество. С другой стороны, понятно, что это было сделано для того чтобы поврежденную человеческую природу, чтобы её восстановить. А то, что подвержено тлену физическому и рабству греху, оно восстанавливаетс
К. Мацан
— Часто можно слышать мысль, что отношения Бога и человека в каком-то смысле тайна. Внутри, в самой религии, религиозного чувства живет некая тайна. И, конечно, чудо Воскресения Христова в свете которого мы проводим эти дни, тоже в каком-то смысле тайна, вы говорите, что вы перед этой тайной должны в первую очередь благоговейно остановиться и в нее вглядываться. Но для человека светского сознания, нецерковного, когда ему говорят о тайне, здесь чувствуется какое-то может быть, что от тебя либо что-то скрывают, либо тебя призывают верить слепо, не рассуждать, не пытаться проникнуть мыслью, не пытаться постичь и понять. Это тайна, у святых об этом сказано, в Евангелии об этом сказано, ты просто читай, верь, принимай, но не рассуждай пытливо. Что вы такому сомневающемуся можете ответить?
В. Легойда
— Это зависит от сомневающегося. Может, какому-то ничего не буду отвечать. Разные бывают ситуации. Но в целом… Нужно понимать, что такое тайна, во-первых, это не тайна, когда что-то пытаются скрыть: что-то, что тебе известно, а тебе по какой-то причине не говорят, и для этого, кстати, не только в религиозной литературе, но даже в религиоведческой
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ сегодня проводит с нами этот пасхальный «Светлый вечер». В студии Константин Мацан, мы прервемся и вернемся к вам через несколько минут.
К. Мацан
— «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Здравствуйте еще раз, дорогие друзья. В студии Константин Мацан, сегодня, напомню, пятница, и значит у нас в гостях Владимир Романович Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ. Мы говорим сегодня конечно же о Пасхе, в свете которой проводим, уже всю эту неделю провели и будем, наверное, еще не одну неделю так уж, неофициально до Пятидесятницы проводить. Владимир Романович, вопрос к вам как к культурологу теперь. Хотя мы немного про культуру у же поговорили в прошлой части программы. Есть такое суждение, что западная культура, католическая культура в большей степени культура Рождества, а вот восточная культура, православная — это культура в большей степени Пасхи. Откуда исходит эта идея и можем ли мы её видеть, воплощение её видеть в сегодняшнем мире вокруг себя?
В. Легойда
— Вы совершенно правы, существует такое представление, оно в большей степени, на мой взгляд, публицистическое
К. Мацан
— В смысле?
В. Легойда
— Если говорить в целом о католической, даже протестантской и православной культуре, то никакой ответственный католик вам не скажет, что главный праздник — это Рождество. Насколько я понимаю, я имел по этому поводу беседы, задавал вопросы, читал литературу. Понятно, что в религиозном плане, конечно, для христианина любой конфессии, будь он православный, католик или протестант главный праздник — это Пасха. И если человек считает, что не Пасха, а даже Рождество, то это все-таки его частное богословское мнение (смеется). Но почему возникает это представление и почему я его назвал публицистическим
К. Мацан
— Не из области догматики.
В. Легойда
— Да. Но даже не из области догматики, не из религиозной жизни. В чем оно культурологично, в том смысле… Оно даже, скорее, культурное, чем культурологическ
К. Мацан
— Это так стихийно сложилось? Само собой. Или у этого есть какие-то исторические причины, богословские причины?
В. Легойда
— Я попытался сказать, какие есть причины. Осознание важности… Мы ступаем на зыбкую почву предположений, но понятно, что уже в Римской империи западное и восточное христианство (хотя эта точка зрения, я встречал как критику её, так и поддержку) с первых веков христианства, уже при одном императоре, еще при Константине или уже при Константине, уже по-разному, ну по крайней мере ряд историков свидетельствует, что когда он приезжал в восточную часть империи, где в большей степени была готовность к принятию христианства, а в западной было по-другому. И поэтому, скажем, христиане, в этом некоторые историки видят основание для будущей попытки господства Церкви во всех сферах жизни. То есть христиане приходили по любым вопросам к священнику или епископу. Августин жалуется на это, что ты сидишь занимаешься духовными вопросами, к тебе приходят, говорят: «Вот сосед украл курицу, ты нас рассуди, пожалуйста». Почему? Потому что вся обстановка еще языческая, поэтому как христианин может пойти к язычнику, он пойдет к архиерею или к священнику, пусть он их рассудит. И эта претензия Церкви (я сейчас очень грубо говорю) на полную власть во всех сферах, она связана по мнению ряда специалистов с естественными такими условиями, в которых она складывалась. А на востоке, я имею в виду в империи, где по-другому изначально, была другая историческая обстановка, где не было вот этого антагонизма, между общей языческой атмосферой (так сильно выраженного) и, собственно, Церковью, там в Церковь приходили за духовным. И это тоже один из элементов, когда это земное… А земное связано с Рождеством. Понимаете, такая не прямая, может быть, связь, не очевидная, может быть, это имеет отношение. Но это, повторяю, уже зыбкая почва предположения, по крайней мере, на моем уровне понимания ситуации.
К. Мацан
— Но тем не менее, это все равно очень интересно. Еще один праздник, конечно, другого масштаба, другого свойства, но тем не менее в обществе важное, ждет нас через несколько дней — это День Победы. И мы знаем и понимаем, что христианин на любое событие, явление жизни смотрит через свои христианские очки смысла, через призму веры. Наверное, и на День Победы, на дату, на сам праздник, на традиции нынешнего его отмечания можно посмотреть через призму веру. Как вы смотрите как христианин на этот праздник, на эту дату?
В. Легойда
— Христианин на всё должен смотреть как христианин, он же не может смотреть как христианин, а на что-то как не христианин. Давайте на День Победы буду смотреть как христианин, а на Первое мая как не христианин. Это несерьезно. День Победы, понятно, что это праздник, который мы отмечаем в нашей стране, я бы сказал, как минимум, в странах бывшего СССР, по крайней мере, пытаются отмечать. Это величайший праздник, связанный с событиями ХХ века, с Великой отечественной войной. И, конечно, это праздник, который сегодня для нашего общества, для нашего народа очень важен. И он, конечно, людей объединяет. Можем вспомнить, я с удовольствием об этом говорю, замечательную зародившуюся, завоевавшую в силу народного рождения традицию «Бессмертного полка». Это, конечно, один из самых главных нерелигиозных праздников, это не церковный праздник конечно же, он связан с историей в первую очередь для нас с историей нашего народа, с тем, что происходило в мире в 40-е годы, в конце 30-х. Это, конечно, очень важный праздник для всех нас.
К. Мацан
— «Бессмертный полк» — это акция, которая как-то зажгла сердца очень быстро. В чем секрет её популярности?
В. Легойда
— Настоящее. Здесь нет никакой искусственности. Есть расстояние близкое еще по времени, оно, может быть, сейчас не такое, как у поколения наших отцов… Посмотрите, для меня таким примером в плане понимания ощущения, прочувствования темы творчество Владимира Семеновича Высоцкого. Посмотрите, сколько военных песен. И вот это абсолютная народность Высоцкого. Энциклопедия русской жизни. Не все далеко филологи согласны с тем, что «Евгения Онегина» можно назвать энциклопедией русской жизни, Белинский сказал, по-моему, поэтому в советских школах это не подвергалось сомнению, имело характер догматического учения. Ректор Литинститута Алексей Варламов очень хорошо говорил о том, что сложно назвать энциклопедией «Евгения Онегина», простите, это другая тема, но песни Высоцкого, его герои, герои его песен, его близость к народу, была именно такой, потому что он очень энциклопедичен. Разные сферы жизни — от геологов до ученых — были представлены в его жизни. Но, я думаю, что большую часть в народности творчества Высоцкого сыграло то, какое место в его песенном творчестве занимало военная тема. И насколько я знаю из биографий различных Владимира Семеновича, конечно, он, принадлежа к поколению детей войны, тех, кто родился еще до войны и войну в раннем возрасте застал, потому что он 38 года рождения был, конечно, это люди, которые очень остро это переживали. И это казалось бы время какое-то прошло, но эта острота восприятия так или иначе в нашем народе сохранилась. Потому что мы еще знаем, если не рассказы дедушек, бабушек, как-то это все очень близко, пока еще. И это очень важно, потому что это действительно величайшая трагедия ХХ века, поэтому это такой настоящий праздник
К. Мацан
— Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, сегодня в программе «Светлый вечер». У меня есть ощущение, что «Бессмертный полк» настолько попал в сердца, потому что он про людей, про конкретных живых людей.
В. Легойда
— Да, вы совершенно правы.
К. Мацан
— А нет у вас ощущения, что на фоне именно этого «Бессмертного полка» так явно видно, что основная дискуссия о Дне Победы, разговоры о Дне Победы и о победе в войне как о факте скорее носят такой не экзистенциальный характер, а историко-политич
В. Легойда
— Вы знаете, я бы не придавал словам Хирурга такое значение. Здесь нет попытки научно, я думаю так и надеюсь, здесь нет попытки научного или богословского всерьез, я надеюсь, что здесь нет попытки всерьез богословского такого осмысления. Потому что, конечно, с богословской точки зрения это никакой критики не выдерживает это сравнение. Это, скорее, элемент художественной попытки осмысления и даже демонстрации в стремлении показать, как это важно и близко, насколько это важно, проводится такое сравнение, на мой взгляд, неудачное, крайне неудачное. С другой стороны, само по себе сравнение, сами по себе сравнения, параллели исторические, евангельские или в жизни человека, в этом нет ничего неожиданного, или даже предосудительног
К. Мацан
— Вы сказали об этом, как о неловкой попытке как-то проводить параллели.
В. Легойда
— Да, именно она неловкая, неудачная. Я имею в виду то конкретное словесное выражение, которое я читал, потому что это не значит, что вообще нельзя сравнивать, жертвенность, вспоминать евангельские параллели. Почему нет? Имя Иуды стало нарицательным, и никто не возмущается здесь. Но это не значит, что любое предательство оно имеет то же значение, которое имело… Мы можем назвать какого-то предателя Иудой, но если мы начнем говорить, что вот он для нас сыграл такую же роль, которую в истории человечества сыграл Иуда, это уже становится очень сильно подударно, это очень сложное сравнение.
К. Мацан
— Очень большой уровень обобщения.
В. Легойда
— Да. Уже не так просто его обосновать. Потому то, что я читал, то, что вы привели, это, на мой взгляд, очень неудачное.
К. Мацан
— Даже за пределами конкретного высказывания Александра Залдостанова есть такая проблема, когда какую-то мысль можно донести и без привлечения религиозной тематики, символики и евангельских параллелей. Но к них прибегают для чего — для усиления своих позиций, для более яркого выражения, в итоге профанируется и первое, и второе.
В. Легойда
— Наверное. Не так сложно, повторяю, найти и провести какие-то параллели, потому что действительно, я сейчас, может быть, намеренно полемически заостряю, во многом вся западная литература так или иначе сводится к Библии, круг вопросов, который обозначен в книгах Библии, он никак не уже всей последующей мировой литературы. Ну по крайней мере, литературы христианской традиции. Или, если хотите, это античные тексты, греческие конечно же, основные и Священное Писание, вся последующая литература, не обязательно с прямыми, я не имею в виду «Иосиф и его брать» Томаса Манна, я имею в виду, что вся литература вообще, она касается тех тем и тех вопросов, которые поставлены в Библии. И поэтому здесь, повторяю, это не так сложно сделать, в этом нет ничего предосудительног
К. Мацан
— Есть еще один аспект у этого высказывания, к которому мы сейчас обращаемся. Оно для многих слушателей, зрителей, тех, кто воспринимает информацию, имеет свойство политического. То есть победа в войне — это то, что подчеркивает и всегда является синонимом величия страны, величия Россия, сегодня на этот подвиг смотрят как на большой пример подвига народа. И вот в этой логике такого политического тезиса возникает сравнение с Евангелием. Как будто Евангелие как союзника на свою сторону перетягивают в некой сугубо политической дискуссии.
В. Легойда
— Я понимаю, о чем вы говорите, но мне кажется… Я перебил вас, извините.
К. Мацан
— Если вы уже поняли мою мысль, то…
В. Легойда
— Сейчас узнаем. Я как раз не вижу тут попытки сугубой политизации. Здесь не очень удачная параллель, я думаю, что Хирург совершенно искренне пытался это сказать, но, может быть, переборщили, что называется. Здесь можно много других вопросов задать, но я не думаю, что здесь политическое… Это, скорее, уже прочтение тех, кто очень хотел бы увидеть здесь политическое. Это связано, может быть, вообще с присутствием в общественном пространстве и байкерского движения, я не думаю, что стоит, это излишне… это все уводит нас… Вообще, это не вопрос такого большого обсуждения, может, вопрос одного разговора Александра Залдостанова с кем-то из священников.
К. Мацан
— Спасибо большое за этот разговор.
В. Легойда
— Спасибо вам.
К. Мацан
— В конце коснулись актуальной повестки дня, но все равно разговор для меня получился теплым, пасхальным и очень светлым. Владимир Легойда, глава Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ провел с нами этот «Светлый вечер». «Светлый вечер» на радио «Вера» продолжается. Впереди еще час наших бесед. А с Владимиром Романовичем мы прощаемся. До свидания. Христос Воскресе.
В. Легойда
— Воистину Воскресе.