+7 (495) 781-97-61 contact@sinfo-mp.ru

Владимир Легойда о «мягкой силе» России и розыгрыше религиозной карты

Кто пытается играть «православного папу», о чем говорили Патриарх и папа Франциск, над чем плачет композитор Артемьев, как Россия может дать новую жизнь Вселенной и почему не бывать четвертому Риму.

Об этом рассказал в эфире радио Baltkom и.о. руководителя пресс-службы Патриарха Московского и всея Руси, председатель Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Московского Патриархата, профессор МГИМО Владимир Легойда.

— Какие сегодня темы и вопросы в обсуждении церковной тематики прежде всего волнуют журналистов?

— Всегда волнует единство Церкви. И это тема, о которой постоянно говорит сам Патриарх. Потом — положение христианства в современном мире. Мы видим, что нам приходится в цивилизованном 21 веке говорить о том, что в мире преследуют христиан, потому что они христиане. И основным содержанием встречи Патриарха с папой Франциском, которая прошла в 2016 году, были не двусторонние отношения православных и католиков, а было положение христиан в современном мире, преследование христиан на Ближнем Востоке и в Северной Африке именно потому, что они христиане. Это тема, которую годами, в том числе и Русской Православной Церкви, не удавалось «пробить». Люди выступали на международных площадках, а им в ответ говорили: нет, знаете, просто происходят там где-то какие-то события, идут боевые действия, гибнут люди и в том числе христиане. Международное сообщество не соглашалось с тем фактом, что христиане испытывают притеснение или даже лишаются жизни именно за то, что они христиане. И как раз-таки, благодаря встрече с папой в 2016 году, это стало частью повестки, в том числе медиа-повестки. Также есть темы, волнующие нас всех — это вопросы цифровизации, образования и так далее…

— В одном из интервью вы сказали, что сейчас Константинопольский Патриарх пытается играть «православного папу»…

— Это мысль не моя и она в общем не новая. Здесь все достаточно просто. Дело в том, что католический мир административно един. Где бы ни жили католики — в Риме, в Африке, в Австралии, в США или Латинской Америке — они все принадлежат к одной большой организации, к Католической Церкви, у которой есть глава, преемник апостола Петра, как они считают, это Римский папа. У него особое положение. Он не является первым среди равных, он действительно выделяется из христианской традиционной иерархии.

Православный мир устроен иначе. До внутрицерковных волнений, которые проявились в связи с ситуацией на Украине и поведением Константинопольского Патриарха, мы говорили о 14 поместных Церквях, то есть самостоятельных Церквях, которые находятся друг с другом в каноническом общении. И никакой единой административной структуры эти Церкви не представляют. То есть православный мир, в отличие от католического, административно не является единым. Это 14 Церквей, признающих друг друга. (Иногда говорят о пятнадцати, имея в виду Американскую Православную Церковь, просто ее автокефалию не все признают). И Патриарх Константинопольский имел так называемое первенство чести. Условно говоря, если есть предстоятели нескольких Поместных Церквей, и если по бытовому говорить, их же нужно в каком-то порядке произносить — кого-то первым называть, кого-то вторым. И этот порядок определенный, а не произвольный, называется диптих. В этом диптихе Константинопольский Патриарх назывался первым по чести. Это не давало ему какой-то особой власти, принято это из уважения к Константинопольской кафедре, к истории Восточной Церкви и так далее. А потом Патриарх стал себя вести как человек, которому первенство чести дает какую-то особую власть. И ситуация на Украине — это не ново. Константинопольские Патриархи весь ХХ век пытались эту роль сыграть. И здесь Константинопольский Патриарх, нарушив все каноны, вторгся на каноническую территорию другой Поместной Церкви, пообещал решить все проблемы, связанные с украинским расколом и фактически этот раскол усугубил, создав неканоническую структуру — Православную Церковь Украины. Пообещал, что все немедленно туда перейдут и будет мир, благодать и единство, но ничего этого не произошло. Поэтому публицисты и эксперты периодически используют то выражение, которое вы вспомнили.

— Столетие назад Константинополь уже инициировал целый ряд автокефалистских и автономистских церковных проектов, в результате которых от Московского Патриархата были оторваны Польская, Финляндская, Латвийская и Эстонская Церкви. Насколько реально, что история может не просто повториться, но и усугубиться?

— Хотелось бы, чтобы не усугубилась. Мы считаем, что и ситуация на Украине в общем обратима, если речь, конечно, вести о каноническом общении. Потому что изменения могут быть только канонического плана. То есть мы готовы обсуждать эту проблему в любом формате — с представителями Константинопольского Патриархата или в общецерковном формате. Эта готовность не означает, что это возможно сделать прямо сейчас, когда у нас разорваны отношения с Константинопольским Патриархатом. Но есть понимание, что это можно и нужно делать, стремиться к миру в семье Православных Церквей, а этот мир только тогда может наступить, когда основания будут действительно канонические и евангельские. Когда мы будем друг другу говорить правду и называть вещи своими именами. Поэтому, конечно, хотелось бы надеяться, что дальнейших шагов Константинопольского Патриархата не будет, но не могу с вами не согласиться, что опасность такая существует.

О «МЯГКОЙ СИЛЕ» РОССИИ

— Сегодня на Западе, в том числе в Латвии, Россию упрекают в том, что она пытается использовать религию как «мягкую силу». В Латвии недавно принят закон о Латвийской Православной Церкви — ее глава, митрополиты, епископы и кандидаты на эти должности должны быть гражданами страны и постоянно проживать в Латвии не менее десяти последних лет. Сделано это с целью, чтобы Латвийская Самоуправляемая Церковь в составе Московского Патриархата избежала потенциального влияния из-за рубежа, то есть из России. Так происходит постепенное отдаление Латвийской Православной Церкви от Русской Православной Церкви. Как переломить эту тенденцию?

— Вы сказали, что есть такая точка зрения, что Российское государство пытается разыгрывать религиозную карту. Но пример, который вы привели, относится не к Российскому государству, и является классическим примером, когда государство пытается разыгрывать религиозную карту. Иначе зачем государству определять, кто может или не может стоять во главе Церкви, которая от государства отделена.

Вот здесь и возникают вопросы. Мне кажется, здесь не нужно исходить из презумпции вины по отношению либо к Российскому государству, либо к Русской Церкви, потому что мы неоднократно говорили о том, что Русская Православная Церковь — это не Церковь Российской Федерации. У Церкви есть отношения с государствами на своих канонических территориях и в зонах своей пастырской ответственности — через церковных структуры в этих государствах. И тут мне кажется, нужно без каких-то страхов и придуманных историй взаимодействовать. Да, мы можем допустить, что любое государство использует все, что может, для того, чтобы обеспечить достижения или реализацию собственных интересов. Это тоже не открытие. Сегодня мы действительно констатируем, что Русская Православная Церковь обладает той степенью свободы от вмешательства во внутренние дела, какой она не обладала за всю свою тысячелетнюю историю. Здесь, конечно, надо оговариваться, что и государство было другим, и отношения были другими, но, тем не менее… Именно поэтому не стоит рассматривать Русскую Православную Церковь как некую мягкую силу…

Только в одном я согласен — что как бы не напрягались отношения между политиками, благодаря тому, что есть Церковь, есть верующие люди, особенно если они принадлежат одной Церкви в разных странах, это должно помочь в том, чтобы люди не ожесточались, чтобы народы продолжали дружить и относиться друг к другу с уважением и интересом.

И в этом я готов признать значение этой мягкой силы. Вот это единственная сила, единственное поле, в котором нужно воспринимать Церковь. Как силу, направленную на мир, на то, о чем нам говорит Евангелие — блаженны миротворцы. И именно в этом Церковь видит свою миссию. Все остальное — фантазии политологов.

О ПРАВОСЛАВНОЙ ГЕОГРАФИИ

— Как сегодня складываются отношения Русской Православной Церкви с Поместными Церквями в странах своей канонической ответственности? Какие это страны?

— В странах канонической ответственности нет других Поместных Церквей. Да, есть представительства… Сегодня к каноническим территориям Русской Православной Церкви относится 16 государств — это бывшие республики Советского Союза, кроме Грузии, где своя Поместная Церковь. В Армении тоже своя Церковь — Апостольская, она не входит в число Православных Церквей, сейчас там появился архиерей, и это ситуация для конструктивных отношений между Русской Православной Церковью и Армянской Апостольской Церковью. И, помимо стран бывшего СССР, которые я назвал — это Япония и Китай.

ОБ ОТКРЫТИЯХ «ПАРСУНЫ»

— В издательстве ЭСКСМО в начале января выйдет ваша книга, созданная на основе вашей программы «Парсуна» на телеканале «Спас». Расскажите, какие беседы и встречи для вас стали открытием?

— Для меня любая встреча с человеком — это всегда открытие. Но просто есть особые встречи, есть личности такого масштаба и калибра, которые проникают прямо в самое сердце. Недавно я записал «Парсуну» с гениальным композитором Эдуардом Артемьевым, которого мы знаем прежде всего, как автора музыки ко многим великим фильмам — Михалкова, Кончаловского и многим другим. Это были удивительные полтора часа общения с гением, человеком очень простым, тонко чувствующим. И был такой момент, который меня совершенно потряс: я слышал, что его любимый автор — Пушкин, и я спрашиваю, что он перечитывает у Пушкина? Я ждал, что он скажет про прозу или про «Евгения Онегина», а он вдруг совершенно без паузы говорит — «Пророк». Это то, что мы в школе учили: «Духовной жаждою томим…».

Мы понимаем, конечно, библейскую основу этого текста сегодня… И вот он начинает читать и… плакать! Вы представляете, до какой степени у человека должно быть проникновение в пушкинские стихи, чтобы заплакать на стихотворении «Пророк»! Я бы никогда не поверил, если бы сам это не увидел. Он, конечно, совершенно потрясающий, и я очень надеюсь, что у этой программы будет много-много зрителей. А книжка выходит в январе, она так и называется «Парсуна». Только диалоги там переделаны в монологовую форму. Нам сказали, что это удобнее для чтения. Все это было согласовано с авторами. Надеюсь, что будет интересно.

О РОССИИ И НОВОЙ ЖИЗНИ ВСЕЛЕННОЙ

— В конце ноября в юбилейном интервью на телеканале «Спас» Патриарх Кирилл сказал: «Россия — это именно та страна, которая может дать новую жизнь Вселенной». Поясните, пожалуйста, эту мысль.

— Там был довольно большой рассказ, где говорилось, что в современном мире происходят серьезные потрясения основ и культуры цивилизации. Это связано и с так называемыми гендерными вопросами, и с потрясениями основ семьи… И в этом смысле мы можем констатировать факт, что в России эти процессы, к счастью, не получили на сегодняшний день никакого развития. Мы понимаем, что много критики сегодня звучит в сторону России и российской политической власти, но есть и какие-то здравые силы, которые, стараясь смотреть на это непредвзято, видят, что во многом то, что происходит в России, защищает эти ценности, что это такой оплот традиционных ценностей. И что у нас существует целый ряд непреодолимых препятствий для ряда тенденций, которые в мире сегодня уже присутствуют… Нам не хочется строить этот новый мир и в нем присутствовать — с этими общими туалетами, простите, и так далее. Мне кажется, что в том числе и это имел в виду Святейший Патриарх, когда говорил о свободе, которая сегодня существует в России и которой во многих цивилизованных странах уже становится все меньше и меньше.

У меня был случай, как раз в 2016-м году, я его часто вспоминаю — когда Патриарх встречался с Папой, меня пригласили в Лондон и попросили выступить с рассказом о Русской Православной Церкви в современном мире. А поскольку выступление было на английском, я своему другу американцу, профессору философии, отправил текст и попросил его прочитать. И он мне после прочтения сказал, что в конце доклада лучше убрать все, что касается однополых отношений, потому что иначе вся дискуссия будет на одну тему: «Вы не представляете, как на Западе в этой теме все поменялось за последние пять лет». Я, конечно, ничего не убрал. И профессор немного ошибся, потому что большинство вопросов, которые мне задавали, касались Украины на тот момент, и мне приходилось долго объяснять, что я не являюсь представителем власти российского государства и не готов отвечать за российское государство, поскольку моя деятельность связана с Церковью. Возвращаясь к вашему вопросу, мне кажется, что Патриарх тоже имел это в виду.

— Сегодня в мире благословляют гомосексуальные браки Евангелическая лютеранская церковь, Епископальная церковь США, Объединенная церковь Канады, Евангелическая церковь Германии, Лютеранская церковь Швеции, а также Протестантская церковь Нидерландов. Почему, на ваш взгляд, коллективный Запад отошел от христианских основ? И какой возможен с ними диалог православных?

— Я понимаю смысл понятия «коллективный Запад», но Запад все-таки разный — есть итальянские католики, они довольно твердо держатся и гомосексуальные браки не признают, и мы надеемся, не признают. А что касается диалога, это сложный диалог. Я помню, пять-шесть лет назад на встречу с Патриархом пришел глава какой-то западной религиозной организации и он предполагал, что это будет такая протокольная встреча — они попьют чаю и обменяются любезностями. А Патриарх стал говорить о том, что считает невозможным для Церкви признание гомосексуальных браков, и он понимает, что это политическое давление со стороны государства, и он сам в этом давлении вырос, но церковь должна оставаться церковью, и если она поддается на это давление, то в чем ее верность тому, о чем говорит Евангелие? И я видел, что собеседник был потрясен, он не предполагал, что Патриарх будет об этом говорить.

Поэтому диалог не всегда простой, но его необходимо сохранять в любом случае. Церковь ведь не отталкивает грешника, она осуждает грех. Не принимая какие-то поступки, она тем не менее всегда открыта к людям. Это важно понимать. Так что диалог с протестантскими организациями мы тоже ведем, но твердо придерживаемся того, чтобы отстаивать свои позиции.

О ВТОРОМ КРЕЩЕНИИ РУСИ

— Русское церковное возрождение рубежа веков сегодня сравнивают со Вторым Крещением Руси.

— Со Вторым Крещением Руси возрождение в России православия стали сравнивать еще в 90-е годы. Вообще поворотным моментом был 1988 год, еще в СССР. Тогда в том числе и руководители Коммунистической партии уже понимали, что в идеологию верят все меньше. И совершенно неожиданно вдруг было принято решение о праздновании тысячелетия Крещения Руси. И это был поворотный момент в истории Русской Церкви и в истории Советского Союза на тот момент. Вот мы и говорим о религиозном возрождении. Я помню начало 90-х, когда я приехал учиться в Москву и такой, знаете, религиозный баттл сменился религиозным хаосом. Появились самые разные книги, навигатора по этим книгам не было, сложно было разобраться. Тем не менее, стали открывать храмы. Поэтому религиозное возрождение — это факт. Безусловно, мы очень большой путь прошли за годы с момента распада СССР и даже чуть ранее, с 1988 года.

— Как лично Вы понимаете слова: «Москва — Третий Рим, а четвертому не бывать»?

— «Москва — Третий Рим» — это вполне определенная концепция. Ее авторы, конечно, не осмысляли это в категориях концепции, смиренный инок Филофей так не думал. Мы воспринимаем концепцию «Москва — Третий Рим» через поле западников-славянофилов, через те смыслы, которые эта мысль обрела в 19 веке, когда в этом стали видеть какие-то мессианские претензии. В действительности есть очень интересное исследование историка Синицыной про эту концепцию, где она показывает, что Русь крестилась только в 10 веке после падения Константинополя, невольно оказавшись центром Восточно-христианского мира. А через концепцию провозглашения себя Третьим Римом она связывала себя с началом христианской истории — что для нас христианство не в 10 веке началось, а что мы связаны с евангельской историей самими истоками христианства. А второе, как говорил наш замечательный историк Николай Николаевич Лисовой — это значит, что мы последний окоп. Не то, что мы на что-то претендуем, а в том смысле, о котором мы сегодня говорили в плане традиционных ценностей, их отстаивания и так далее. Если бегло, я бы так сказал. А книгу Нины Васильевны Синицыной «Третий Рим. Истоки и эволюция русской средневековой концепции» я очень рекомендую.

Mixnews.lv